Мы живем в постапокалиптическом мире. Дороги давно изрезали леса, реки отравлены, и несут свой яд питать землю. Животные ошалело выбегают под колеса, и мы переезжаем их: сбиваем, ломаем кости и превращаем в месиво. Отравлен и человек: из него высосали доверие. За знанием должны следовать ответственность и действие, но, познав, человек не берет на себя ответственность за то, чем теперь обладает; он не начинает действовать, укрывается и избегает, прячется и замыкается. Наращивает, холит и лелеет свою тревогу.
Каждый рожден быть творцом, но для этого нужно найти в себе мужество – принять узнанное и действовать. Тот, кто осознает больше, чует глубже, - вынужден справляться с большей тревогой, это и есть один из аспектов его свободы. Наделенный знанием творит, разносит благо по земле, созидает.
Все мы сбиты с толку. Очевидно, что мир меняется все быстрее, и каждый момент – это момент неопределенности, миг чего-то нового, перед которым важно иметь смелость распахнуть свои дверки. Естественно защищаться и запираться, искать безопасности, запрещать себе творить, лишаться побуждения, калечить свое занемевшее "я". Значит, естественна боль, - и то, что мир охвачен болью; что, говоря о норме, мы давно подразумеваем патологию, имеем в виду то, что у кого болит. Быть со своей болью - страшно, она разъедает твои глаза слепотой, и ты глядишь в тьму, утыкаешься в свое илистое дно, проваливаешься к дьяволу.
О чем это все? Чем больше я могу узреть и услышать, пробурить и постигнуть, тем сильнее отдача. Желанное становится ненужным, когда от своей чуткости человек начинает сворачиваться калачиком. Чем больше понимания, тем больше боли мира я в себя впитываю, и быть с этим возможно, только когда ты творец, а не губка, не половая тряпка.
Я постоянно и непременно нахожусь в диалоге со всем миром, поскольку мы все еще единство, которое раскалывается и разламывается, и стонет. И в каждую встречу стараться внести себя-творца, разбрызгивать свою сущность, сеять свой дух, проявлять открытость, покуда бесово бессилие не смазало твои ступни, запрещая им соприкоснуться с землей, есть задача каждого человека.
Мы больше не земледельцы, почти никто, мы наживаем кнопки, виляем хвостами, используем средства информации и бумагу для продажи активов. Мы запасаемся глухотой, даем вовлечь себя в иллюзию безопасности, верим в сказку о том, что о нас есть кому позаботиться. Дорогой мой друг, это не так, человек сам по себе не остров, но надолго ли?
Живой тревожится, – мертвый лежит в гробу, окружает себя стенами, погружает в бессмыслицу, сохраняет молчание, отказывается наладить себя. Даже в самый критичный момент отчаяния ты все еще творец, способный проявить волю, пискнуть, приоткрыть свой рот, облизнуть губы, не оглядываться, не стесняться своих гениталий.
Государство навязывает тебе формы отношений, которые гарантируют, что ты не останешься наедине со своими переживаниями, манипулирует тобой и пользует тебя.
Мне кажется, что я слышу, как все мы бормочем себе, что такие маленькие, бесполезные, неспособные что-либо сделать, но это трусость, подлость, мерзость, слабость, отсутствие жизни, вырождение человека, гниение его корней. Это шелест того доверия, которого нас лишили.
Снимая мерки со вчерашнего дня, ты накатываешь себе шаблон? Он основа твоего существования? Если ты будешь делать то, что привык, ты выживешь? Нет, ты все равно умрешь. Если ты займешь определенную позу, тебя не высмеют. Тебе так тяжко мыслить и чувствовать, что ты предпочитаешь накапливать злость, скрипеть зубами, прятать от себя собственное несчастье, делать это мир еще больнее и тяжелее?
Ты можешь взглянуть на своего ближнего и увидеть тот мир, в котором живешь; что твои силы есть куда приложить.
Вокруг достаточно недошедших до своей жизни, недоплывших до понимания, – ответственность, свобода на плечах тех, кто прошел этот путь. Накачать себя знанием и поставить точку – бесполезно, подобно тому, что нахлебаться до пуза тревоги и зашить себе все дырки.